Означает ли это, что с пониманием и безо всякого осуждения церковь относится также к геноциду, пыткам и человеческим жертвоприношениям? Поделиться
Перед восстановлением смертной казни в России еще остаются кое-какие правовые преграды, но церковно-канонические уже сняты. Точнее, по словам предстоятеля РПЦ, таковых никогда и не было. «Господь Иисус Христос смертную казнь не осуждал, хотя Сам незаслуженно претерпел смертную казнь, — заявил на днях патриарх Кирилл. — Смертная казнь не осуждается в Священном Писании… Церковь никогда смертной казни не осуждала, если смертная казнь осуществлялась по закону…»
Сказано это было, поясним, на встрече с участниками программы «Время героев», состоявшейся накануне Дня народного единства. Справедливости ради нужно, правда, уточнить, что прямых призывов восстановить смертную казнь в выступлении патриарха не было. Он даже оговаривается, что лучше все-таки без нее: «Идеально было бы, чтобы люди не совершали таких преступлений, за которыми бы следовала смертная казнь… Было бы идеально, чтобы людей не лишали жизни».
Однако никаких возражений против этого у Кирилла тоже нет: «Пускай этим занимаются те, кто с точки зрения закона определяет меру наказания». По большому счету, если не вырывать отдельные фразы из контекста, а брать патриарший спич его во всей смысловой полноте, то это, безусловно, агитация за.
Никаких доводов против восстановления смертной казни патриарх не привел. Ну, если не считать слова о том, что «было бы идеально» ее избегать. Что, впрочем, можно понимать и как довод за: ясно же, что достижимым сей идеал патриарх в обозримом будущем не считает.
Полно в речи Кирилла и незавуалированных аргументов в пользу высшей меры наказания. Среди них особенно примечателен следующий: «В слове Божием есть такие слова: «Измите злаго от вас самех». То есть, если есть человек опаснейший для общества и если его невозможно никак изолировать, его нужно убрать… Вот почему смертная казнь не осуждается в Священном Писании».
Помимо содержания этого пассажа крайне интересна его форма, в первую очередь — прозвучавшее слово «убрать». До сих пор в таком контексте оно использовалось преимущественно в криминальной среде. В памяти, кстати, тотчас всплыло название старого французского кинобоевика (с Аленом Делоном в главной роли): «Троих надо убрать». По слухам, прибегают к этому эвфемизму, случается, и спецслужбы. Но в «слове пастыря» это слово — в этом значении — звучит, пожалуй, впервые.
По версии оппонентов патриарха в церковной среде, речь Кирилл в защиту смертной казни вызвана политической конъюнктурой: патриарх, мол, чувствует, что власть настроена на восстановление смертной казни, и старается соответствовать этому тренду. Приведенные же главой церкви аргументы, доказывают они, совершенно несостоятельны: апостолы не осуждали, например, и наркотики. И ни слова не сказали о пытках. Но это вовсе не означает, что то и другое соответствует Нагорной проповеди.
Что касается мотивов Кирилла, нельзя сказать ничего определенного: чужая душа — даже такая светлая — потемки. Но с критикой патриаршей аргументации трудно не согласиться. От себя добавим, что при желании в книгах Священного Писания можно найти оправдание практически любому деянию из описанных в Уголовном кодексе РФ. Включая даже геноцид. Вот, скажем, цитата из Книги Иисуса Навина: «И пошел Иисус и все Израильтяне с ним из Македа к Ливне и воевал против Ливны; и предал Господь и ее в руки Израиля, и взяли ее и царя ее, и истребил ее Иисус мечом и все дышащее, что находилось в ней: никого не оставил в ней».
Причем, как специально подчеркивается в Писании, действия Иисуса Навина отнюдь не были произволом и злоупотреблением властными полномочиями — поступал он в полном соответствии в волей Божьей: «А в городах сих народов, которых Господь Бог твой дает тебе во владение, не оставляй в живых ни одной души».
А вот еще интересный случай, описанный в Книге Судей Израилевых. Военачальник Иеффай перед битвой с нечестивыми аммонитянами дал обет: в случае победы по возвращении с поля битвы «что выйдет из ворот дома моего навстречу мне, будет Господу, и вознесу сие на всесожжение». Нечестивые были наголову разгромлены, и когда навстречу победоносному полководцу вышла его единственная дочь, богобоязненный Иеффай, ни секунды не колеблясь, «совершил над нею обет свой, который дал». Ну, то есть умертвил дочку (каким способом — в Писании не уточняется), принеся в жертву Богу.
Означает ли это, что, наряду со смертной казнью, церковь с пониманием и безо всякого осуждения относится также к геноциду, убийствам детей и человеческим жертвоприношениям? Будем надеяться, что нет, хотя в свете сказанного патриархом хотелось бы услышать на этот счет дополнительные разъяснения. Мало ли. Если глава церкви поверяет современные общественные отношения текстами двухтысячелетней — и более — давности, то, в принципе, ничего нельзя исключать.
Так называемая светская этика менее связана с древними канонами и в силу этого обстоятельства менее постоянна. Все тут течет, все меняется. Все сложно, пестро, разношерстно. Поэтому ясного, однозначного ответа на вопрос о допустимости смертной казни в современном светском обществе, надо признать, тоже нет: кто-то за, кто-то против.
Но, по крайней мере, с точки зрения общечеловеческой морали на такие вопросы следует отвечать самостоятельно, не прячась за авторитеты, не ссылаясь на сказанное кем-то много-много лет назад. И тем более — на несказанное. В общем — отвечать за себя.